Последнее небо - Страница 57

— Я думаю, у Резчика была галлюцинация, — сказала Ула, — галлюцинация, напугавшая его до смерти. Может быть, кто-то вроде тех тварей, которые осаждали складской модуль, добрался до плато?

Ни охрана, ни автоматы периметра не поднимали тревоги той ночью, но это еще ничего не доказывало. На людей могли повлиять те же скорпионы. А автоматы… Вот с автоматами было неясно.

К счастью, у большинства бойцов не было времени задумываться ни над смертью Резчика, ни над ее причинами. Болел. Умер. Что там ему перед смертью привиделось — кто знает? А вот Зверь напрягся. Он, похоже, успел уже привыкнуть, что его предчувствие опасности не подводит, и вдруг такая неприятность: смерть человека в самом центре тщательно охраняемого лагеря. И ведь никто не гарантировал, что это последняя смерть.

Гот и Зверь с воздуха засеяли пространство вокруг плато минами, оставив полосу безопасности для отрядов, время от времени направляемых в джунгли. Мины сработали лучше, чем орудия периметра. Взрывы, загремевшие однажды ночью, загодя предупредили лагерь о нашествии все тех же скорпионов. К сожалению, остановить текущую к плато волну мины не смогли, но проредили ее изрядно. До периметра докатилась от силы четверть нападавших. Лучи их броню не брали, зато плазменные орудия себя оправдали. И, кстати, стало ясно, почему лучеметы, которые устанавливали вокруг складского модуля в лесу, оказались бесполезны.

Вообще, с налетами на лагерь понятно было далеко не все. За прошедшие месяцы у Гота успело сложиться впечатление, что Цирцея может работать в двух режимах, как штурмовая винтовка: широкий луч и импульсный огонь, когда после каждого выстрела аккумулятору нужно время, чтобы подзарядиться. Сейчас люди столкнулись со вторым. Раз в четыре дня лагерь атаковали либо ящеры, либо большие деревья, с трудом перемещавшиеся по каменистой почве, либо еще какие-нибудь большие и, в общем, неприятные твари. А сначала планета попробовала другую тактику: тогда лагерь, с воздуха и по земле, атаковали непрерывно в течение двух дней. Атаковали так, словно вся живность (или вся растительность) на Цирцее взбесилась разом и задалась целью уничтожить пришельцев.

Пользы это не принесло никому. Нападающие погибали сотнями, а в лагере люди не высыпались: периметр не всегда мог справиться с таким количеством целей. Тогда пришлось приостановить работы, в том числе и разведку. И даже Улу поставили под ружье — на счету был каждый боец. Она хорошо стреляла, эта рыжая малявка. Конечно, не дело, когда глаза женщины становятся холодными и одновременно очень веселыми, а именно такими становились зеленоватые глаза Улы, когда она нажимала на курок. Нет, не дело. Но, во-первых, ей очень шел этот бесшабашно-убийственный прищур. А во-вторых… будь у него выбор, многих из своих знакомых мужчин Гот отдал бы за Улу в соотношении десять к одному. К одной. И не только в том дело, что биолог была здесь незаменима. Дело еще и в том, что она эту незаменимость прекрасно сознавала. Поэтому работала с невероятной отдачей, словно спешила, очень спешила оставить после себя как можно больше данных, которые смогут использовать другие. Она понимала, что может умереть. И относилась к этому со спокойствием, которому следовало бы поучиться кое-кому из десантников.

— Ула не женщина, — заявил Кинг однажды, когда Костыль предложил вместо посменного дежурства по кухне предоставить эту честь даме, ей, мол положено, — Ула — боец.

Хорошо сказал, громила. Хотя в других условиях на подобное заявление Ула имела полное право обидеться. В других. Не будет их больше никогда, других условий… Впрочем, не время сейчас думать об этом. Об этом вообще лучше не думать.

А на кухне лучше всего было бы Зверя прописать. Ему вместо десанта в кулинары бы пойти. Такой талант пропадает! Ну да. А еще в автосервис. Или в пилоты. Или в электронщики. И стрелок он классный. А Пижон утверждает, что на гражданке Зверь был гениальным математиком. И командир из него хороший мог бы получиться… Многовато для одного человека. А уж для десантника и вовсе перебор.

И Ула на Зверя смотрит странно. Точнее, Зверь себя странно ведет, и это Улу, кажется, ставит в тупик. А сержант на буровую сбежал. Можно подумать, это ему поможет. Вообще непонятно, чего он отбивается? Верность своей… как ее там? Альфия? Что-то вроде. В общем, женщине своей верность хранит? Так глупо это. В экстремальных условиях и мораль экстремальная. Как говаривал шекспировский Ромео: «Успокойся, Джули, все поймут». Все действительно поймут. Все и ведут себя так, словно Ула и Зверь — единственно возможная пара

М-да. Что она в нем нашла, интересно?

Ну, ладно, в начале, когда на Звере все держалось, когда он отряд с «Покровителя» вытащил, на планету в целости посадил и через джунгли провел. Женщинам в критических ситуациях свойственно выбирать мужчину, который может обеспечить максимальную безопасность, и вцепляться в него руками и ногами. Но сейчас-то ситуация нормализовалась. Зверь уже не командир. И не делает он ничего особенного. Занимается скучнейшей работой на буровой, с Улой ведет себя так, словно она и вправду такой же боец, как другие, и ни намеком не дает ей понять, что она существо другого пола.

Так ведь и Ула о своей женственности словно бы и не помнит. Но все, кроме Зверя, почему-то понимают, что в лагере не двадцать бойцов, а девятнадцать. И одна женщина, рыжая, милая, всеми любимая, строгая, язвительная, заботливая. Все, кроме Зверя. Ч-черт, человеческие взаимоотношения — область, в которой кто угодно сломает ногу. Сломит, в смысле. Уле же и самой ничего от Зверя не надо. Вернее, она так думает. Даже нет, она не так думает. Она о нем никак не думает. Она знать ничего не знает, а вот стороннему наблюдателю видно многое. Может, дело во внешности. Женщины падки на странности, и от Зверя с его тевтонско-монгольской рожей они просто с ума должны сходить. Блондин черноглазый, сверхъестественный. Классификация такая.