Последнее небо - Страница 114

114

Это что же получается, если бы не было запаса, он бы уже умирал? Забавная штука человеческие болезни.

А Джокер встретил его, готовый к бою.

Ему было больно, маленькому солдату, съежившемуся на слишком просторной койке. Ему было очень больно. Не так, как Костылю, но достаточно. Зверю хватило бы насытиться. Только забрать эту боль он не мог. Вообще не мог зайти в отсек. Потому что из рук Джокера с ненавистью таращилась седоволосая человеческая голова.

Мертвый взгляд уперся в грудь, и Зверь остановился в дверях. Назад шагнуть — пожалуйста. Еще и подтолкнут для скорости. А вперед — никак.

— Уходи, — тихо сказал Джокер, — ты уже взял жизнь. Уходи.

— Я не собираюсь тебя убивать. — Зверь избегал встречаться взглядом с мертвыми глазами.

— Уходи, — повторил пигмей.

Сосредоточиться. Попробовать силы. Ф-фу, ну и мерзость эта высохшая башка! Сил, однако, хватит, чтобы сломать сопротивление. Еще и останется. Интересно, Зверь, что ты скажешь о таких законах физики? Какая-то жуткая мумия… она что, поле генерирует? Болиды оснащать можно. Затраты получатся куда меньше, чем на заводское производство. Покойников на Земле хватает.

Зверь негромко рассмеялся.

— Уходи, — голос Джокера чуть надломился, — ты злой. Большой прадед не пустит тебя.

— Да ну? — Веселая злость закипела, выплескиваясь в силу. — Не пустит? — Губы сами растягиваются не в улыбку, в оскал. — Меня?

Зверь шагнул в отсек, ломая невидимую преграду. Джокер метнулся в дальний угол койки, по-прежнему сжимая в руках бесполезную теперь мумию.

— Спи, дурашка, — рыкнул Зверь.

И осторожно, чуть брезгливо, вынул мертвую голову из ослабевших черных пальчиков.

— Злой, — бормотал он сам себе, легко касаясь лба пигмея, — скажет тоже. Разве я злой? Да я просто ужасный. Зацепились. Провалились. Поехали.

Он улетел к «Покровителю» в тот же день. Помчался на «Мурене» вдогонку за строительной группой. Кинг разберется с бортовым компьютером. Джокер найдет безопасное место в горах. Лонг и Петля… ну, они могут быть в двух местах одновременно.

А двумя днями спустя, когда паутина уже была на треть смонтирована на покатой, резной макушке двигателя, перед глазами полыхнуло вдруг пламенем.

Солнце стояло в зените. Металлическая поверхность отбрасывала слепящие блики. Зверь потер глаза — слишком яркий свет иногда играет дурные шутки. И как-то сразу солнце оказалось гораздо ниже, И Пендель встряхивал за плечи:

— Азаматка, Азаматка, да что с тобой?! Да проснись же, скотина!

— Что это было? — поинтересовался Зверь, с изумлением чувствуя, как начинает болеть голова. Не потому, что добрый христианский священник проломил череп монтировкой, а сама по себе. Просто так. Этого быть не могло. Но ведь было же.

Пендель говорил, говорил, то забывая материться, то, наоборот, упуская все слова, кроме отборного мата. Зверь не слушал его. Все, что скажет Пендель, совершенно не важно. Значение имели только его собственные ощущения А еще дикий, совершенно дикий страх «Мурены».

Неживое, в отличие от нас, всегда знает о своем состоянии Если оно болеет, оно понимает, что болеет. И если оно здорово, оно знает, что здорово, А я умею понимать неживое.

Все так. Он не сказал тогда Готу, что понимание взаимно. А неживое всегда знает…

С позиций здравого смысла ничего страшного не случилось. Работу здесь Пендель сможет закончить и самостоятельно. Благо инструкции он получил самые подробные, да и голова у Пендельки работает как надо. Пугает разве что неясность. Посмертные дары, чужие жизни, которых должно было остаться в избытке, куда они делись? Ведь не мог же он, в самом деле, израсходовать все. Магистра вон в куски разорвало, люстрой сверху накрыло, и ничего — выжил. Хоть и ненадолго. А тут и вовсе ерунда.

— Тебе в лагерь надо, — Пендель помог подняться на ноги. — Башка отвезет

— Да иди ты! — Зверь поморщился, глянул на «Мурену». — До лагеря я и сам доберусь.

Второй раз пламя вспыхнуло, когда он садился в пилотское кресло. Но этот удар они с «Муреной» приняли на двоих. И огонь отступил. На время, Зверь многое бы дал за то, чтобы узнать, сколько же времени у него осталось.

Бегство от огня. Вечное бегство. Сколько еще получится убегать?

Два часа от кратера до плато он протянул исключительно за счет «Мурены». Ее сил хватало на то, чтобы поддерживать своего пилота. Пламя гудело где-то далеко и не могло приблизиться. Пока.

Убить бы кого-нибудь. Забрать жизнь. Спасти себя. Это самый простой выход сейчас — убийство. Но ведь не хватит сил остановиться. Стоит начать, и одним трупом дело не ограничится. Придется забирать минимум три жизни, одну — чтобы спастись, и две — про запас. А это нерационально. Бессмысленно спасать четыре жизни, чтобы забрать потом три. Или больше? Возможно, что больше, если не получится убить незаметно, если остальные попытаются остановить.

Самый простой выход не всегда самый правильный.

'Сейчас нужно добраться до дома. До того места, которое стало домом здесь. Там будет легче. Забраться в берлогу, залечь, спрятаться. От всех. Один на один с пламенем, и стены вокруг, не способные защитить, но дающие поддержку. Крохотную. Однако это лучше, чем ничего.

Если приходится выбирать между смертью и победой, нужно побеждать, не выбирая. Может, получится? Должно получиться. Нельзя же, в самом деле, взять и подохнуть из-за собственной глупости.

Сколько времени осталось? Два, от силы три дня, сказал Гот. Столько было у Костыля. У остальных — если и больше, то ненамного. Что ж, возьмем пять суток для верности. За этот срок все решится так или иначе.

114