Последнее небо - Страница 47

— Заткнись, — оборвал его Пендель. — Работай себе.

— Пять минут, сержант. По личной надобности. Айрат вздохнул. Впрочем, сердиться на Джокера было не за что. Это не Костыль, который вечно от дела отлынивает.

— Пять минут. Не шесть и не семь.

— Пять, — согласился боец. Спрыгнул с крыши корпуса и отправился к своему ранцу.

Пендель, отвлекшись от сборки двигателя, смотрел, как маленький негр вынимает из ранца белый пластиковый контейнер, открывает плоскую крышку, бормоча что-то себе под нос. По модулю разнесся странный неприятный запах, слабый, но перебивающий вонь бензина и смазки. Чуть сладковатый.

— Дедушка будет смотреть на дверь, — негромко пропел Джокер и вытащил из контейнера крохотную, с кулак, человеческую голову.

Пендель икнул и забыл о работе. Остальные по инерции продолжали делать каждый свое, но таращились на негра, видимо не осознавая пока реальности происходящего.

— Это прадедушка. — Джокер достал следующую голову, с виду точь-в-точь как предыдущая. — Он сильный. Он будет смотреть на север.

Сказано — сделано.

«Прадедушку» повесили в северном углу. Просто подвесили на крюк за петлю, свитую из его длинных волос.

— Это тоже прадедушка. Со стороны бабушки отца. Он тоже сильный. И будет смотреть на юг.

Прадедушек оказалось четыре штуки. По одному в каждый угол. А еще нашлось в ящике трое дядьев, племянник, «совсем слабенький, он молодым умер», и «Самый Большой Прадед» — этот даже с виду был не похож на других. Хотя бы потому, что длинные его космы, свитые в петлю, были абсолютно седыми.

— Самый Большой Прадед будет смотреть везде, — торжественно оповестил всех Джокер. Вскарабкался на крышу полусобранного вертолетного корпуса и подвесил Прадеда точно в центре модуля.

После чего развернулся к Пенделю и как ни в чем не бывало отрапортовал:

— Личные дела закончил. Готов к выполнению задания.

— Ну так и выполняй, — рявкнул растерявшийся Пендель. — На корпусе еще конь не валялся.

Присказки насчет коня Джокер, может, и не понял. Однако честь отдал лихо и действительно вернулся к работе.

Вскоре после знакомства с «дедушками» шум в лесу услышали все.

Он походил на рев вертолетных двигателей. Очень походил. Вот только приближался не с неба, как полагалось бы, а не то снизу, не то сбоку. Потом ожили лучеметы.

Про вертолет забыли. Разобрали оружие. Заняли заранее присмотренные места. Разумеется, в модуле бояться нечего, но все же с тяжелой винтовкой под рукой чувствуешь себя намного увереннее. Особенно под пристальным взглядом «дедушек», слушая, как ревут неподалеку двигатели машины, которой просто не может быть здесь.

Время не шло. Оно еле-еле ползло, позевывая, почесываясь, жалея, похоже, о том, что не может остановиться совсем.

На характерные звуки выстрелов наложились вдруг человеческие голоса. Невнятные пока, но узнаваемые. Вот Кинг заорал. А это Крутой и Пуля опять выясняют отношения. Крутой и Пуля. Которые сидят здесь же, в модуле, и молчат. Как-то особенно молчат.

— Всем оставаться на местах, — рыкнул Айрат. Обвел взглядом бойцов и отвел глаза. Если у него такое же синюшно-бледное лицо, боевой дух в отделении должен вот-вот уйти в минуса. Командиру бояться не пристало.

А как тут не бояться? Он услышал свой голос снаружи и прекрасно понял всю особенность молчания Пули и Крутого.

Тихий, что, и об этом знал?

Нет. Не мог. Он ведь и сказал, что не знает. Просто перестраховался.

В стену модуля начали долбить. По-прежнему ревел вертолет. Переговаривались люди. Лучеметы… еще стреляли. А может, звуки стрельбы воспроизводили невидимые лесные пересмешники? Есть такие птички на Земле. Маленькие. Маленькая птичка может голову разбить, стучась в эти стены, — даже Джокер ни звука не услышит.

— Оно большое, — сказал негр, словно услышав Мысли Пенделя. — Но дедушка смотрит на юг. Оно сюда не придет.

Зря он сказал «оно». Суеверная дрожь пробрала до кончиков пальцев. А в стену продолжали долбить.

Пендель бросил взгляд на хронометр. Тихий говорил «минимум семь часов». Четыре прошло. Можно надеяться, что Пижон уже летит обратно. Кем бы ни были твари снаружи, ракетная установка вертолета должна их успокоить.

О тварях во множественном числе можно было говорить с уверенностью, потому что в стены модуля бились уже со всех сторон. Снаружи продолжали переговариваться люди, и по-прежнему ревел вертолет, странным образом не заглушая человеческих голосов, однако страха уже не было. Нельзя же, в самом деле, до бесконечности бояться.

Тем более что «дедушки» бдили, пялясь в пространство перед собой стеклянными глазами. Айрат надеялся, что глаза стеклянные. Во всяком случае, ему никогда не доводилось слышать о мумиях, сохранивших глазные яблоки.

Башка и Джокер уже вернулись к сборке вертолетного корпуса. Пуля с Крутым держали под прицелом входной люк, а Костыль маялся над двигателем. Там дел-то было всего ничего, но у парня все валилось из рук. Тихий, шайтан! Себе бы и забирал этого красавца. Самый бесполезный боец во всем взводе. Как его не уволили, уму непостижимо! Умудрился ведь пройти все тесты, на Веронике выжил, на Весте не подох, в модуль, когда с «Покровителя» бежали, первым запрыгнул. Лучше бы Тихий вместо Фюрера Костылю шею свернул.

Пижон высказывал предположение, что Костыля в армии из-за внешности держат. Он, мол, настоящий киношный десантник. Десантники в кино бывают двух видов. Одни — расхристанные, патлатые, с трехдневной небритостью, в бронежилете на голое тело. Такие посылают командиров куда хотят, в одиночку совершая подвиги. Другие — дисциплинированные. А еще чистенькие, вроде Пижона, с короткой «пилотской» стрижкой и в броне с головы, на которой гермошлем, до пят — ботинки армированы титаном. Костыль совмещал в себе оба типа. Приказы выполнял с ленцой, но стригся коротко. Уставной формой одежды иной раз пренебрегал, но всегда был чисто выбрит. Ботинки у него, как у всех, были армированы, однако совершать подвиги он не рвался.