Последнее небо - Страница 90

Вот тогда и родилась в умной головушке Петли идея чемпионата. И тогда же, общим голосованием, решили ни Кинга, ни Зверя близко к игре не подпускать. Даже в командном зачете. Команд-то три — по отделениям. А этих — двое. Нечестно.

В общем, абсолютными чемпионами вышли Пуля с Крутым. В личном зачете они под конец друг друга одновременно прикончили. А в командном — вытянули отделение Пенделя. Нечестно это, между прочим. Почему оба лучших бойца у Пенделя? Но получилось весело. Чемпионат мира — это не абы что, это звучит.

Только вот Кинг, матершинник, пишет, как говорит. А новости ведь не только мужики читают. Ула тоже. Кстати, хорошая мысль! Напомнить Кингу про Улу, глядишь, задумается. Он к ней неровно дышит — это все знают. Если б ему не Зверь дорогу перешел, а другой кто — не миновать напрягов.

Интересно, за что все-таки Джокер Зверя так не любит? Злой, говорит. Да какой он злой, он правильный.

После ужина в кают-компании собрались все. За исключением часовых, бдительно мокнущих под усилившимся к ночи дождем. Вода шумела за стенами, капли барабанили по плоской крыше, а внутри было уютно. Чуть сонно. Как всегда бывает, когда дождь затяжной, а ты сидишь в тепле, в хорошей компании.

— Как в лагере, — задумчиво произнес Пендель. Поймал вопросительный взгляд Синего и объяснил:

— В пионерском лагере. Был у нас такой, под Грушинкой. В детстве мы туда каждый год ездили. Когда дождило, мы в палате собирались. Истории страшные рассказывали.

— Заставляли? — ужаснулся Синий.

— Зачем? — не понял Пендель. — Сами рассказывали. Интересно.

— А за что вас в лагерь отправляли? — влез Лонг. — Я знаю, что в России строго было, но чтобы детей в лагеря…

— За хорошую учебу. — В голосе Пенделя прорезалось что-то вроде ядовитого шипения. — Говорю же, пионерский лагерь. Отдыхают там. Мы еще успели пионерами побыть. Пижон, я и… Тихий… Пижон, ты помнишь, какой он тихий был?

— Я помню, как он в самоволку на сутки ушел, — буркнул Азат, — Все чуть с ума не съехали его искать.

— Нашли? — с интересом спросил Синий.

— Сам вернулся, — Пендель хмыкнул, — сказал, что в город ездил. Его чуть не выгнали тогда. Другого кого точно выперли бы, а Азаматку простили. Как обычно. Во-первых, отличник пожизненный, математик, звезда, блин, городского масштаба. Во-вторых, тихий же.

— Значит, он всю жизнь такой, — констатировал Лонг. — А я думал, только здесь.

На него уставились все. Даже те, кто, кажется, и не слышал разговора.

— Какой? — осторожно уточнил Трепло, поглаживая гитару, — Тихий?

Кинг неприлично хихикнул.

— Да я не про то, — поморщился Лонг — я говорю, он всегда себя вел так, что не придерешься. Даже если устраивает что-нибудь не то, все равно получается, что так и надо было.

— Он злой, — булькнул Джокер из своего угла. Нанего привычно не обратили внимания.

— Спой, Трепло, — попросил Пижон. И закрыл «секретарь». Кинговы тексты править — дело непростое. Отдохнуть надо.

Трепло никогда не ломался. Вот и сейчас он перестал бесцельно тренькать, сел поудобнее, пробежался по струнам пальцами. Вздохнул:

— Чего бы такого… А, знаю. Как раз. Взял, словно на пробу, несколько аккордов. И запел не громко. Как будто для себя.

Полжизни в капкане-

Куда ж теперь-то дойдешь?

Не плачь, могиканин,

Подставь ладони под дождь…

Дождь, дождь, лужи на асфальте,

Черные колеса — серая вода,

Во всех краях — дождь, встречным посигнальте,

Укажите им дорогу в никуда…

Те, кто знал русский, слушали слова, те, кто не знал, — слушали песню. Трепло давно приучил всех к Медведеву. Правда, Пижон никак не мог понять, что же находят в нем нероссияне. Видимо, было что. Потому что даже Кинг, который за музыку признавал лишь рэпперские речитативы, становился тих и внимателен, когда вспоминал Трепло песни иркутского барда.

Две гильзочки в море,

Чтоб возвратиться назад.

Стоящим в дозоре

Стекает Небо в глаза!

А ищущим, где бы

Приют бродяжий найти?

Две гильзочки в Небо —

Чтобы не сбиться с пути.

Дождь, дождь, лужи на асфальте…

Дождь шумел за стенами. Не было там, снаружи, никакого асфальта, а был дикий камень и дикий лес, и дикое небо над мокрой и тоже дикой планетой, «…чтоб возвратиться назад…» Грустно не становилось почему-то. Вернуться невозможно, но есть куда возвращаться. И это, наверное, более важно. Трепло, умница, он никогда не промахивается, умеет выбрать из великого множества песен самую нужную. Редкий талант.

А бедную Трою

Зарыть — и дело с концом,

Я вышку построю,

Замерзну к Небу лицом.

Дождь, дождь — грустно скитальцу,

Солнце скитальца гаснет вдали,

По корни вбил дождь серые пальцы —

Скучные пальцы в череп Земли.

Дождь, дождь, а сказка простая:

Мир наш растаял, как леденец,

И только мы все книгу листаем,

Будто не знаем, что сказке-то конец…

Дождь, дождь — от края до края,

Самого края мертвых полей.

Кругом один дождь — ни ада, ни рая…

Раз такое дело — водки налей.

Дождь, дождь, лужи на асфальте…

Кончилась песня. Вздохнула в последний раз гитара.

— Может, и правда водки? — спросил Пендель после паузы. — Раз такое дело.

— Ты Готу объясни, какое тут дело, — мрачно предложил Башка.

Лис, до этого вроде дремавший, подал вдруг голос:

— Я объясню. Завтра летать никому не надо — будем шахтное оборудование собирать. А с похмелья работается лучше. Думаю, Гот разрешит.